А затем королева выехала навстречу сыну.
Арлетте исполнилось двадцать три. Она тоже отсидела в Девичьей башне семь долгих лет, не разговаривая ни с кем, кроме верной Клеменсии, и лишь изредка общаясь с духовником, отцом Теобальдом.
Новости из Хуэльгастеля не радовали — граф Франсуа был все еще жив, но лучше ему не становилось. Будучи заключенной в своей башне, Арлетта отлично понимала, как тяжело было ее неистовому отцу выносить заключение в темнице собственного тела. Элеанор свыклась с мыслью, что ее муж может никогда не выздороветь. Да и сама Арлетта начинала страшиться, что просидит в башне намного дольше, чем собиралась первоначально.
Но осенью граф Этьен получил епископское послание. Оно было доставлено специальным посыльным, облаченным в алый бархатный плащ, подбитый лисьим мехом. В его шляпу были воткнуты три длинных фазаньих пера. Он прибыл в сопровождении четырех оруженосцев, что произвело сильное впечатление на дряхлеющего графа. Епископский посланник принял все меры, чтобы о его прибытии узнало как можно больше народу.
Арлетта наблюдала со своей крыши за торжественной процессией.
Во дворе легат соскочил с коня и, сбросив плащ, отдал его одному из оруженосцев. Под плащом на нем был надет кожаный узорчатый жилет, туго затянутый на талии шелковым шнуром. Туника его была из дорогого шелка, пояс украшен серебряной пряжкой; чулки туго облегали полные икры. Вручив поводья пажу, посыльный в сопровождении двух человек из своей свиты прошествовал в замковый донжон.
Он шел торжественной походкой, уверенный в себе, с гордо задранным вверх носом, слегка покачивая толстыми бедрами. В руке, на каждом пальце которой красовалось по перстню, он высоко поднимал запечатанное воском епископское послание, чтобы все видели, с чем он прибыл.
С пергаментного свитка свешивалось несколько красных печатей на шнурах. Пристально вглядываясь в происходящее во дворе, Арлетта даже могла сосчитать их количество.
Ну, наконец-то она дождалась ответа.
Прочитав полученный пергамент, граф Этьен, тяжело прошагав через двор, отпустил стражу перед Девичьей башней и ключом отпер массивную кованую дверь.
— Мадам! Церковные авторитеты вынесли решение по нашему делу. Могу я обсудить его с вами?
— Конечно. Входите.
Арлетта сгорала от нетерпения поскорее узнать, каким же оказалось решение, которого она ждала так долго. Зеленые глаза графа были непроницаемы, в них совсем не было той доброты, с какой он смотрел на нее, когда она впервые въехала в Ля Фортресс. По его лицу девушка не могла угадать, выиграла она или проиграла.
В первый раз за семь лет, стоя на нижнем этаже этой проклятой башни, они смотрели в глаза друг другу. Груз этих лет тяжким бременем лежат на плечах пожилого мужчины.
— Вы тоже сильно изменились, — опередил ее реплику граф, прочитав в глазах Арлетты, о чем она думает. — Впрочем, вы даже стали еще красивее. А я сильно состарился?
Арлетта усмехнулась.
— Скорее, да, чем нет. — Жестом она указала на самый лучший табурет из тех, что был в этом каменном мешке: — Что ж, садитесь, граф Этьен, и скажите мне решение духовного суда.
— Мадам, можете ликовать, — устало произнес владелец замка. — Вы выиграли. Церковь дала нам одну неделю сроку, через неделю свадьба. — Граф выглядел глубоким стариком, посеревшая кожа туго обтягивала его скулы.
— И вы согласились с мнением епископов?
— Приходится, ради спасения моей души. Если до конца недели мы не поженимся, меня могут отлучить от церкви. Я решил назначить нашу свадьбу на послезавтра, если это вам подходит.
— Вполне. Благодарю вас, господин мой.
Она посмотрела в его усталое морщинистое лицо, и чувство спокойного удовлетворения заполнило ее душу. Но при этом она ощущала какое-то сомнение. По всем человеческим законам она должна была бурно ликовать и сиять, как новенькая золотая монетка, но в сердце своем Арлетта неожиданно для себя ощутила жалость к этому потрепанному жизнью старику. Прикинув в голове его возраст, она поняла, что стоящему перед ней мужчине должно было исполниться в этом году пятьдесят восемь. Старик, совсем старик.
Семь лет она наблюдала и ждала, своим молчанием заставляя графа уважать его собственное обязательство жениться на ней. Теперь, когда она одержала такую блестящую победу, она должна бы ликовать. Так откуда же эта ноющая боль в груди? Почему ей хотелось закричать от омерзения? Она почувствовала, что готова умчаться за десятки миль при мысли, что ей придется лечь в постель с этим печальным скрюченным человечком, который, тем не менее, прилагал все силы, чтобы выглядеть гордо и независимо?
Машинально она прикоснулась к графской ладони. Кожа была сухая, словно осенний лист, пальцы холодные.
— Господин мой, — произнесла Арлетта, — я очень рада, что выиграла дело. Я отстояла свое право, честь моего рода защищена. И теперь, если вы не желаете сочетаться со мною браком, я не буду принуждать вас стать моим мужем. Никому из нас двоих не пойдет на пользу союз, основанный на недоверии и презрении.
Граф в сильном удивлении поднял подбородок.
— Мадам, вы неправильно понимаете меня. На самом деле, я никогда не презирал вас. Не презираю и ныне. Когда я пытался отставить вас в сторону, нарушая при этом свои обязательства, я лишь рассчитывал заключить более выгодный брак. Видите ли, власть влечет за собой ответственность. От меня зависят семь сотен душ. Я должен стараться делать все, что в моих силах, как ради себя, так и ради них.