Холодная весна - Страница 69

— Скажите, ваша светлость, меня держат здесь как пленницу? Этим утром я хотела выйти погулять, но стража на воротах не пустила меня дальше подъемной решетки.

Графиня подняла удивленный взор на служанку.

— Как пленницу? Но, Мэри, разве ты чувствуешь себя пленницей? Разве я не приветила тебя? Разве тебе не хорошо со мной?

Пышная грудь Мэри вздымалась и опускалась. Графиня по сути дела уклонилась от прямого ответа.

— Ах, госпожа! Я очень вам благодарна, вы оказали мне самый теплый прием. И вы не даете мне никаких оснований считать себя пленницей. Мне нравится работать с вами и для вас. Сейчас, служа вам, — призналась она, — я более счастлива, чем когда-либо до этого.

Графиня нагнулась, рассматривая расшитую лилию.

— К чему же тогда этот разговор, Мэри?

Мэри ответила не сразу — она не знала, насколько графиня посвящена в дела своего мужа. Она выбрала новую шелковую нить и вдела ее в иголку.

— Вам известно, откуда я здесь появилась, ваша светлость? — наконец спросила она.

— Из Кермарии. Ты там работала в хозяйстве Жана Сен-Клера. — Графиня Элеанор подняла голову и одарила девушку благосклонной улыбкой. — Ты думаешь, я не знаю, что там натворил мой муж?

— Я… не знаю, что подумать, госпожа моя.

Элеанор наклонилась вперед и похлопала Мэри по колену.

— В тот день, когда тебя доставили к нам…

— Меня увезли сюда, чтобы я никому не могла рассказать, что сотворил ваш супруг, — объяснила Мэри.

— Судя по всему, это так и есть, — спокойно согласилась графиня.

— И я до сих пор не пойму, почему я безропотно подчинилась, почему не шумела и не возмущалась.

Элеанор покачала головой, и вуаль упала ей на глаза.

— Зато мы, моя дорогая, сразу все поняли. Ты не шумела и не сопротивлялась потому, что была слишком потрясена случившимся в Кермарии. Скажу больше, если бы ты сопротивлялась, тебя могло бы уже не быть в живых.

Мэри склонила голову, светло-каштановые волосы, которые ей никак не удавалось уложить в аккуратную прическу, волной рассыпались по плечам.

— Выходит, я — трусиха, госпожа?

— Нет. Ты просто пошла по единственному пути, который оставался для тебя.

— Я не хочу, чтобы вы думали, будто я не благодарна вам, ваша светлость. Я очень рада, что вы взяли меня своей прислужницей. Вы — добрая христианка. Но все же я желала бы знать, как долго меня будут держать здесь?

Элеанор прикусила губу.

— Пожалуйста, не спрашивай меня об этом, Мэри.

— Почему я не могу ни на шаг выйти из замка? Пусть я не столь благородного происхождения, как вы, госпожа, но ведь моя семья всегда была свободной. Господин граф не имеет права удерживать меня здесь против моей воли!

— Тише, Мэри, тише! — Графиня снова наклонилась вперед и приглушенно сказала: — Будь благодарна графу за то, что ты сейчас здесь, а не в подвале. Будь благодарна, что мне была нужна еще одна служанка, и я остановила свой выбор на тебе. Но не отчаивайся. Будь терпелива. Вспомни, что сказал наш Господь: блаженны нищие духом, ибо они унаследуют царствие небесное. Если ты докажешь свою преданность дому и делу де Ронсье, стража у ворот может получить другие приказы. И тогда ты снова обретешь свободу.

Мэри горестно кивнула.

— В ваших словах много здравого смысла, моя госпожа. И кроме того, мне некуда податься. Мой старый хозяин в могиле, а его дети…

— Что? — голубые глаза графини впились в Мэри. — Тебе что-то известно о детях старого Жана Сен-Клера? — спросила она нежным голосом.

Мэри пожала пухлыми плечиками. Графиня ей нравилась, и их объединяла общая страсть к молитве, но Мэри никак не могла выкинуть из головы, что мужем ее госпожи было то жестокое чудовище, которое уничтожило Жана Сен-Клера и разорило его поместье. Она должна и дальше распространять свою легенду, чтобы защитить его крохотного сына и наследника.

— Я показала вашему норманну могилку малютки, — сказала она. — А что касается дочерей Сен-Клера, то я не знаю, где они теперь. — Мэри заметила, что бледные глаза графини опечалились, и вспомнила, как той хотелось самой зачать и родить. — Надеюсь, им удалось спастись, — добавила она. — Они были добрые женщины.

Мэри надоело прогуливаться в садике Элеанор и она решила немного поразмяться и пройтись хотя бы по замковым дворам — внутреннему и внешнему. Если ее не выпускают за пределы замка, она могла хотя бы глянуть на волю с высоты стен. Уж в этом-то они не могут ей помешать. Вероятно, стража позволит ей прогуляться по дозорной тропе поверх крепостной стены. Оттуда видно лес. Должно быть, листья на деревьях уже совсем распустились и отцвели дикие гиацинты. Мэри просто мечтала погулять в тиши и тени деревьев.

Щебет ласточек, пролетавших над замком, был хорошо слышен даже сквозь шум, царивший во дворе. Они гнездились рядом с навесными бойницами на западной стене крепости. Их птенцы, должно быть, уже подросли, если судить по тому, что ласточки-родители не ловили мошек, а вольно летали в голубом небе. Мэри предположила, что соколы Моргана заперты в своих клетках, раз ласточки так беспечны. Молот кузнеца Градлона изредка заглушал крик ласточек.

Мэри, смирившись с тем, что в лес ее все равно не пустят, направилась к внешнему дворику. Если бы не ограничение свободы, она могла бы быть вполне счастлива своей жизнью в Хуэльгастеле.

Конечно, она никогда не простит графа Франсуа де Ронсье, ведь тот был бесчестным и бессовестным негодяем, вполне заслуживающим кары небес. Мэри считала вопиющей несправедливостью, что его бесчисленные грехи пока не наказаны, и если бы она знала средство отправить графа в преисподнюю, то без колебаний прибегла бы к нему. Но ей очень нравилась Элеанор, она все больше и больше восхищалась ею. Мэри гордилась своей беспристрастностью и прекрасно понимала, что было бы в высшей степени несправедливо переносить на ее госпожу грехи мужа. Поработав на Элеанор всего пару недель, Мэри узнала многие сложности жизни графини. Было ясно как Божий день, что графиня Элеанор не любит своего злобного и мужиковатого супруга, и предпочла бы ему кого-нибудь другого. Но Мэри никогда не слышала, чтобы хоть одно слово упрека сорвалось с ее губ, не заметила даже намека на недовольство.