Холодная весна - Страница 170

170

— Тебе надо быть поосторожнее, Арлетта, — предупредила ее подруга, как только шаги Петрониллы заглохли в лабиринте коридоров. — Сегодня у тебя стало на одного врага больше.

— Я и сама знаю. — Арлетта бросилась на постель. — Я очень тебе благодарна за помощь и поддержку. Она не простит этого и тебе, никогда не простит.

Клеменсия содрогнулась.

— Она убийца, и ее надо судить.

— Мы будем держать меч над ее головой, — заявила Арлетта. — Пусть жизнь станет для нее преддверием ада, куда она угодит после смерти. Она убивала ради своего честолюбия. Пусть теперь, день за днем, горюет над тем, что безвозвратно уплыло у нее из рук.

— Ну разве это не перст Божий, что в конце концов ты оказалась беременна? — немного подумав, промолвила Клеменсия. — Ты сумеешь сохранить титул и власть, даже лишившись мужа.

Веки Арлетты смыкались. Она смертельно устала. За день столько всего произошло, что она едва успевала следить за развитием событий. Шок от гибели Этьена сменился осознанием того, что теперь она сама и ее неродившееся дитя в безопасности. Теперь, когда граф, надо надеяться, горит в аду, никто не узнает, что на самом деле она зачала дитя не от него. Ей пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы побеседовать как должно с госпожой Петрониллой, и одержать победу. Но она сделала это.

Клеменсия была права: положение Арлетты было не совсем обычно. Сперва она намеревалась выложить подруге всю правду о ребенке. Но, к счастью, не успела. И вот теперь даже Клеменсия не восприняла всерьез обвинения Петрониллы в прелюбодеянии.

— Есть и прецедент, — припомнила Арлетта, почти засыпая. — Герцогиня Констанца сохранила свой титул, когда погиб герцог Джеффри.

Клеменсия наморщила лоб.

— Но она вышла замуж во второй раз, не так ли? Уже после рождения Артура.

— Правда? Возможно, я тоже найду себе мужа после того, как родится ребенок.

Арлетта умолкла, размышляя. Только сегодня утром в часовне Нотр-Дам она молилась деревянной статуе, чтобы та помогла найти ей выход из положения, в котором она очутилась. Значит, Бог есть. И теперь она была свободна, но цена, заплаченная за независимость, была чересчур высока. Ее муж был мертв. Она все еще не могла привыкнуть к этому, даже после того, как наблюдала убийство своими собственными глазами.

Уничтожив графа, Петронилла освободила ее. Граф Этьен был бы прав, если бы засадил жену в подвал, предварительно лишив всего, чего только можно, за ее прелюбодеяние. Время было такое, что с женщин сдирали заживо кожу за меньшие грехи. Но Петронилла спасла и ее, и ребенка. Впереди еще немало сложностей, ибо не все может пройти гладко, но на ближайшее время их безопасность была гарантирована. Подумать только, еще несколько мгновений, и Арлетта выложила бы Клеменсии все начистоту…

Ее мысли забежали вперед. Только один Гвионн знал правду о том, кто был отцом ребенка. Можно ли было полагаться на то, что он будет хранить тайну? У нее мелькнула мысль, что, возможно, ей и Гвионну был бы смысл стать мужем и женой, но она не позволила себе думать сейчас об этом. Слишком рано планировать повторный брак с кем бы то ни было, впереди траур, и вообще…

Прежде всего надо обеспечить, чтобы ее ребенок обладал полными правами. Поспешный брак может все испортить. Она — графиня Фавелл, и, как вдова графа, является вассалом герцога Ричарда. Пока дитя не появится на свет, Арлетта будет предельно осторожна в своих действиях. Она не будет делать ничего, что могло бы прогневить сильных мира сего.

Так и не раздевшись, она незаметно провалилась в глубокий, восстанавливающий силы сон.

Через четыре дня погребальный кортеж с телом графа Этьена проследовал через ворота Ля Фортресс.

Гвионн уныло плелся в авангарде скорбной процессии.

Найти удобный момент, чтобы поговорить с графиней с глазу на глаз, ему пока не удавалось, и он решил терпеливо ждать.

Вдова следовала за катафалком, плотно закутанная в черные муслиновые пелены; лишь временами из-под них можно было уловить блеск ее глаз. Вокруг нее все время находилось множество разного народа. Сэр Жилль, узнав о смерти своего господина и немного оправившись от потрясения, глаз с Арлетты не спускал. Гвионну не оставалось ничего другого, как только изображать из себя скорбящего вассала.

Но мысли его были заняты совсем другим.

Граф был мертв, ни малейших шансов на наследника, по всем земным законам сэр Луи и его противная супруга должны были плясать от радости на дядюшкиных похоронах. Но Луи почему-то был мрачен, и жена его тоже выглядела угрюмой. Очень, очень странно. Уж не возникли ли преграды на их пути к наследованию?

Наиболее вероятным было бы предположение, что граф все же ухитрился сделать жене ребеночка.

Но Гвионн знал, что это невозможно.

Невероятная догадка зародилась в его голове. Мысль эта неотвязно завладела его сознанием, и он всю долгую дорогу домой поворачивал ее и так и этак, терзаясь сомнениями.

Неужели это он — отец ребенка Арлетты?

Видит Бог, он старался не покладая… ну, в общем, понятно, чего. Он уж сам начал думать, что Арлетта бесплодна, ибо, насколько мог заметить, она никогда не предпринимала никаких предохранительных мер перед соитием, как это делала Анна. Да и откуда наивной высокородной дурочке знать простые и верные народные средства?

Итак, чьего ребенка носит графиня Фавелл? Не его ли?

Каждый раз, когда Гвионн задавал себе этот непростой вопрос, его душа наполнялась множеством противоречивых чувств.

170