Холодная весна - Страница 111

111

Анне теперь запретили работать, и поэтому она часто совершала прогулки на болота. Прокладывая себе путь по тропинке, она заметила, что ветер совсем утих. Анна подумала, что едва ли какую роженицу у них в Локмариакере оберегали в последние месяцы беременности так, как ее в Кермарии. Она тяготилась вынужденным бездельем. Даже знатная барышня, и та без дела сидеть не должна — в хозяйстве всегда найдется работа ей по силам — чинить белье, сшивать портьеры и тому подобное. К сожалению, Анна не была обучена шитью: мать в свое время научила ее лишь сметывать грубой ниткой куски домотканого холста, превращая их в простую рабочую одежду для нее самой и для ее отца.

Одежду для малыша пошили задолго до родов из тайком присланного матерью полотна, которое доставил в Кермарию опять-таки отец Иан.

Почву, обычно зыбкую, теперь прихватило морозцем, и ледяная корочка приятно хрустела под башмаками Анны. Ее дыхание поднималось в холодном воздухе облачком белого пара, словно дымок из коптильни, которую смастерил Джоэль в господском дворе. Вереница гусей пролетела неровным клином по осеннему небу, на горизонте клубились серые облака. Анна подумала, что может пойти снег. Но тучи были достаточно далеко, да и особого мороза не было, хотя ее кончики пальцев, высовывающиеся из шерстяных перевязей, намотанных ею себе на руки в виде перчаток, посинели. Пальцы на ногах превратились в ледышки, несмотря на то, что она напихивала вместо стельки солому, чтобы было хоть чуть потеплее.

Справа от тропинки показалась березовая рощица. Белые стволы выделялись на фоне темного ноябрьского леса, а тонкие черные веточки расчертили небо затейливой узорчатой сеткой, точно в беседке в саду знатной госпожи. Дойдя до самого высокого из деревьев, девушка свернула с дорожки. Вчера она поставила там ловушку на угрей. Мадалена сообщила ей, что поздняя осень было самое подходящее время для этого промысла, и угри теперь самые упитанные.

Присев на корточки на краешке болота — с таким раздутым животом она уже не могла наклониться вперед — Анна вытащила вентерь. Он был тяжелым, полным-полнехонек. Два… нет, три черных гладких извивающихся угря. Толстые, плотные — хватит и для Джоэля, и для его супруги, и для Клары, и для нее самой. Испекут на ужин. Что не доедят, то закоптит повар — копченый угорь прекрасно дополнит их рацион в холодные зимние дни, предстоящие впереди.

Крепко держа ловушку одной рукой — сегодня у нее слегка кружилась голова, — она решила, что отнесет пойманную рыбу прямо Джоэлю, и повернулась, чтобы идти назад. И в этот момент она услышала звук. Сперва еле заметный, скорее существовавший в ее воображении, чем наяву. Словно шелест ветра в ветвях берез, эолова арфа, нежно раздающаяся в холодном ноябрьском воздухе.

Затем он прозвучал снова, похожий теперь на легкое журчанье, подобное тому, с которым вода перекатывается через угловатые камушки на стремнине.

Анна осмотрелась. Впереди нее были заросли ольхи. Рядом с деревьями тянул свои ветви-пальцы к темным небесам куст крушины. Шелестели камыши, по чистой, гладкой, как шелк, воде проскользил, шлепая своими перепончатыми лапами, селезень. Анна вглядывалась в переплетение ольховых кустов, у корней которых лежала глубокая тень.

Звук еще раз взлетел над болотом. Легкий и солнечный, он странно гармонировал с холодной сыростью пасмурного дня. Девушка направилась в ольшаник. Теперь темная тень была ясно различима: под пятнистым холстом, натянутым на два шеста, на расстеленном одеяле сидел, словно в палатке, молодой человек. Скрестив ноги, он тихо перебирал струны арфы. От костерка вился серый дымок.

Звуки музыки привлекали, манили ее. Она забыла о всякой осторожности и спохватилась только в нескольких шагах от странного болотного арфиста. Тот настолько углубился в свое занятие, что пока не заметил ее.

Его растрепанные волосы были каштанового цвета, а длинные пальцы так и сновали вверх-вниз по арфе, словно лаская ее. Инструмент был окрашен в алый цвет, цвет крови. Взгляд музыканта был устремлен в бесконечность.

— День добрый, — поздоровалась Анна, сама удивляясь собственной неосторожности. Обычно она не заговаривала первой с незнакомцами. Но почему арфист должен причинить ей вред или боль? К тому же, стоя на холмике, она ясно видела за деревьями верхушки домов Кермарии. Если что, она будет кричать, и на крик прибегут Джоэль или Жафрез.

Арфист вздрогнул и прекратил игру, скользнув взглядом по животу Анны, словно спелый арбуз выпиравшему из-под одежды. Она поплотнее закуталась в плащ, и музыкант улыбнулся. Глаза его были голубыми, словно летнее небо. Одет он был в овчинный полушубок и кожаные шаровары, на голове — побитая молью бархатная тюбетейка.

— Добрый день. — Голос был приятный и дружелюбный, а пальцы его вновь пробежали по струнам арфы, так, что музыка сопровождала его слова. — Откуда ты?

Анна махнула рукой в сторону тропы, ведущей к усадьбе.

— Местная. Живу в господском доме в Кермарии. Мне нравится твоя игра.

— Ты из усадьбы? Хозяйка, что ли?

Анна засмеялась.

— Если бы.

Арфист вздохнул и поднял ласковые голубые глаза на собеседницу. Его пальцы тем временем извлекали из красной деревяшки волшебные звуки.

— Как жаль, милая госпожа. А я собирался попросить у тебя немного денег, ты бы дала их мне, и я бы славил твою щедрость до конца зимы.

Музыка прервалась на середине аккорда, и незнакомец положил свой инструмент на траву. Гостеприимным жестом он пригласил Анну сесть подле него.

111